капитан Весна
Сегодня Музыкант пригласил меня к себе в гости. Сначала мы долго сидели у него на кухне и пили чай, обсуждая всевозможные мелочи. Например, мы говорили о том, что подарить на День Рождения Дракону, потому что ни он, ни я поодиночке ничего путного выдумать не могли. Потом мы болтали о моем скором путешествии, о городах и странах. Но вскоре чай закончился, и началось самое интересное.
Встав из-за стола, Музыкант предложил перейти в гостиную, и я, скрывая свое ликование, лениво согласился. Нам хватило двух минут, чтобы перетащить вазочку с печеньем и чашки в другую комнату, большую часть которой занимал рояль. Старый, красивый черный рояль, с отполированной до блеска крышкой, аккуратно поднятой на подпорке, и молочно-белыми клавишами. В этом музыкальном инструменте чувствовался сам дух музыки, притаившийся где-то в бликах на клавишах и откинутой крышке. Музыкант никогда не мог устоять перед ним, и если уж мы переходили из кухни в гостиную, это означало, что он будет играть.
Сегодняшний день не был исключением. Я не мог оторвать взгляда от этого воистину захватывающего зрелища. Музыкант осторожно, самыми кончиками пальцев коснулся клавиш, как будто будил старый рояль, и тот откликнулся ему легким переливом мелодии. Постепенно на смену встревоженной легкости приходила сильная, мощная уверенность. Мелодия звучала громче, пробирая меня, и разливалась по комнате, перемешиваясь с воздухом. Музыкант играл. Он то наклонялся ближе к роялю, то наоборот отстранялся, плавно и грациозно, и его игра больше походила на танец. Рояль оживал под его руками, дышал звуком и пел. Где-то под потолком души Музыканта и его инструмента танцевали вальс.
А я смотрел на его руки. Невзрачные, обычные руки, со средней длины пальцами и коротко стриженными ногтями. В обычное время в них не было ничего особенного, но стоило только ему начать играть, как все менялось. Это были совершенно другие руки, с другой историей и манерой двигаться, с удивительным умением извлекать звуки из музыкальных инструментов. Я уверен, что такие руки были только у него, потому что он действительно был увлечен тем, что делал. Творившееся сейчас передо мной действо занимало всю его душу.
Настоящего музыканта можно отличить по рукам.
Встав из-за стола, Музыкант предложил перейти в гостиную, и я, скрывая свое ликование, лениво согласился. Нам хватило двух минут, чтобы перетащить вазочку с печеньем и чашки в другую комнату, большую часть которой занимал рояль. Старый, красивый черный рояль, с отполированной до блеска крышкой, аккуратно поднятой на подпорке, и молочно-белыми клавишами. В этом музыкальном инструменте чувствовался сам дух музыки, притаившийся где-то в бликах на клавишах и откинутой крышке. Музыкант никогда не мог устоять перед ним, и если уж мы переходили из кухни в гостиную, это означало, что он будет играть.
Сегодняшний день не был исключением. Я не мог оторвать взгляда от этого воистину захватывающего зрелища. Музыкант осторожно, самыми кончиками пальцев коснулся клавиш, как будто будил старый рояль, и тот откликнулся ему легким переливом мелодии. Постепенно на смену встревоженной легкости приходила сильная, мощная уверенность. Мелодия звучала громче, пробирая меня, и разливалась по комнате, перемешиваясь с воздухом. Музыкант играл. Он то наклонялся ближе к роялю, то наоборот отстранялся, плавно и грациозно, и его игра больше походила на танец. Рояль оживал под его руками, дышал звуком и пел. Где-то под потолком души Музыканта и его инструмента танцевали вальс.
А я смотрел на его руки. Невзрачные, обычные руки, со средней длины пальцами и коротко стриженными ногтями. В обычное время в них не было ничего особенного, но стоило только ему начать играть, как все менялось. Это были совершенно другие руки, с другой историей и манерой двигаться, с удивительным умением извлекать звуки из музыкальных инструментов. Я уверен, что такие руки были только у него, потому что он действительно был увлечен тем, что делал. Творившееся сейчас передо мной действо занимало всю его душу.
Настоящего музыканта можно отличить по рукам.